На протяжении десятилетий мы с Японией доказали друг другу, что, в общем-то, можем жить друг без друга. Но ущерб от этого - политический, интеллектуальный, экономический - продолжал накапливаться. И от этого никому не становилось лучше.

Переговоры с премьер-министром Кайфу мы оба охарактеризовали как открытые и конструктивные. Но все заметили, что они были очень непростыми, порой принимали драматический оборот.

Трудности, которые мы, разумеется, предвидели, связаны с наследием войны. Это - проблема территориального размежевания или, как называют японцы, "северных территорий".

Мы долгое время делали вид, что такой проблемы вообще не существует. Но она никуда не делась. И это становилось все более ясным по мере того, как мы стали объективно в ней разбираться, изучая историю вопроса, юридические, политические, психологические ее аспекты.

Наш подход состоял в следующем. Надо искать взаимопонимание на путях движения к мирному договору, который стал бы документом окончательного послевоенного урегулирования, включая территориальное размежевание.
Переговоры, повторяю, были трудными. Каждый настойчиво и аргументированно отстаивал свои позиции, государственные интересы своей страны.

В конце концов все-таки мы вышли на совместное политическое заявление, в котором зафиксировано согласие по широкому кругу вопросов.

Премьер Кайфу настаивал на том, чтобы декларация 1956 г. была названа в заявлении. Мы на это не пошли. И вот почему: в ней говорится не только об окончании состояния войны и восстановлении дипломатических отношений, но и о передаче Японии двух островов после заключения мирного договора. Мы считаем, что следует опираться только на ту часть документа, которая стала исторической реальностью, имела международно-правовые и физические последствия. А то, что последующая история как бы "стерла", невозможно, спустя 30 лет, просто так реанимировать. Шанс тогда был упущен. С тех пор возникли новые реальности. Из них и надо исходить.

Источник: "Правда" от 27 апреля 1991 г.